Три Анны на шее: в театре Розовского повторили на сцене картину «Неравный брак»
Накануне дня рождения Антона Чехова в Москве прошла пресс-конференция, на которой Сергей Безруков — худрук одного из столичных театров и актер — говорил о сложности постановки чеховских рассказов и вполне к месту призвал коллег бережно относиться к его текстам в смысле недопустимости переписывания монологов. Причем эту мысль вполне разделил ректор ГИТИСа Григорий Заславский, упрекнув режиссеров, что они разбавляют классику чем угодно.
тестовый баннер под заглавное изображение
Соображение здравое, но есть проблема, и ее прекрасно понимают оба уважаемых спикера: рассказы Чехова — это идеальное воплощение понятия «малая проза», историю «Дамы с собачкой» Антон Павлович рассказывает буквально на нескольких страницах — но на сцене того же Губернского театра спектакль по рассказу идет полтора часа. И эту «нехватку» пространства и времени чем-то нужно компенсировать.
В «чеховском триптихе» Марка Розовского, о первых двух спектаклях которого писал «МК» («Душечка» и «Попрыгунья»), проблема решается путем «смены жанра». Худрук театра «У Никитских ворот» предлагает публике мюзиклы, в которые органично вплетает песни на стихи Юрия Ряшенцева, сочинившего всю поэтическую составляющую фильма «Д’Артаньян и три мушкетера», и/или ряд созвучных эпохе романсов. В качестве рефрена во всех трех спектаклях звучит шуточная песенка о женском коварстве:
О, от женщины жди всякий раз не беды, так причуды.
И тем злее беда, чем заманчивей блеск ее глаз.
Берегись поцелуев ее! Поцелуи Иуды
безобиднее женских не в сотню, а в тысячу раз!
А в завершающую триптих Розовского постановку «Анна на шее» вплывают еще и образы с картины «Неравный брак», что стоит признать удачным ходом, потому что пользователи Сети буквально растащили шедевр Василия Пукирева на мемы.
И опять-таки — тему обыгрывает Ряшенцев, саркастически упоминая живописца:
Неравный брак… Невестин взор таит обиду.
Неравный брак. Но он неравен только с виду.
Тут пара минимум равна:
приносит молодость она,
а он ей — деньги и почет, а то и свиту.
…
Да, старый муж до красоты и стати лаком.
Так что ж, за то его клеймить позорным знаком?
Ей-ей, не стоит добрых слов
плохой художник Пукирев,
назвавший мнимый свой шедевр «Неравным браком».
Когда главные герои — степенный Модест Алексеевич (Александр Масалов) с церковной свечой в руках и Анна (Алиса Тарасенко) в подвенечном платье — взбираются на псевдоантичную тумбу, зрители «угадывают» картину, выступающую в данном случае ключом к пониманию произведения.
О'кей, Анна — девушка из бедной семьи, вышла замуж за «пожилого, неинтересного господина» при деньгах и должности, ее можно было бы назвать содержанкой, но с поправкой на обязательность венчания в XIX веке — если бы и у Чехова, и в спектакле не было четко указано на ее сексуальное отвращение к супругу; и если бы Анна, которая изначально «повисла на шее», не взяла мужа в оборот и не стала главной в этом «неравном браке» — неравном теперь уже для самого Модеста Алексеевича.
И вот что важно. При всей недетскости спектакля (все-таки он — об отношениях Мужчины и Женщины) как раз школьникам, пришедшим в театр с молодыми родителями, он многое может объяснить. Подростки (заявленный возрастной ценз — 16+, но я бы пускал на спектакль с двенадцати лет или с десяти) как минимум узнают, что была такая табель о рангах, приводившая к гармонии русское общество, где вертикаль власти выстраивалась от вашего благородия до вашего величества:
Табель о рангах — она как мелодия,
В ней никакого дурного любительства:
Этому — Ваше Высокородие.
Этому — Ваше Превосходительство.
А сцена, где Его сиятельство (Валерий Шейман) появляется на благотворительном базаре в мундире с красной лентой и орденом — и его окружают показным слащавым обожанием, — напомнила бы им и проиллюстрировала уже знакомый школьникам рассказ Чехова «Толстый и тонкий». И тогда спектакль стал бы еще одним кирпичиком в огромном здании «собственной картины мира», которую все мы строим всю жизнь.
И здесь я возвращаюсь к «наивному» вопросу, который задавал в прошлых попытках осмыслить попавшие в поле моего зрения спектакли. Он звучит так: зачем делать новые версии «Анны на шее» или «Скамейки» Александра Гельмана, если есть канонические фильмы/спектакли? И если никто Аллу Ларионову и Владимира Владиславского или Татьяну Доронину с Олегом Табаковым не переплюнет? Ответ прост: они нужны новому поколению читателей и зрителей, которые и Чехова, и Льва Толстого, и даже Пушкина — представьте себе — в какой-то момент открывают впервые.